С трудом она возвращалась к действительности. Он навалился на нее всем своим телом, но она не возражала. Его голова покоилась у нее на плече, дыхание все еще было неровным. Как во сне, Кристен стала перебирать пальцами его волосы. Она чувствовала, что готова лежать так целую вечность. Однако надеяться на это не приходилось.
Она не знала, как он воспринял ее полную капитуляцию. Возможно, Ройс, при его самоуверенности, приписал свою победу тому, что был очень искусным любовником. Что бы он ни думал, ее это вполне устраивало, лишь бы он не догадался, что она сознательно спровоцировала его. Она полагала, что если бы он узнал об этом, то пришел бы в ярость.
Ее руки гладили его плечи, потом переместились ему на грудь, когда он приподнялся, чтобы посмотреть на нее. Кристен чувствовала ладонью сильное, ритмичное биение его сердца.
Она смотрела на него, стараясь угадать, о чем он думает, но его лицо оставалось совершенно бесстрастным. Казалось, он сам пристально вглядывается в нее, пытаясь понять, что думает она. Если бы он только знал! Эта мысль вызвала у нее улыбку.
– Значит, ты на меня не сердишься? – спросил он.
– Конечно, сержусь. Ройс довольно рассмеялся.
– Ты всегда улыбаешься, когда сердишься?
– Не всегда, только иногда.
Она сказала это совершенно серьезно. Ройс покачал головой. Принимать на веру все, что она говорит, – значит, постоянно изумляться. Он предпочитал считать, что она просто шутит.
– Кажется, я должен извиниться, – предположил он.
– Да, это верно.
Он фыркнул, услышав, как она с готовностью согласилась с ним. Он не станет больше об этом говорить. Она бросила ему вызов. Может быть, она и не заслужила такого грубого обхождения, но в конце она все же подчинилась ему и даже получила удовольствие. Почему она вообще отказывала ему… Он знал почему, но ничего не мог поделать с этим.
Он пошевелился, собираясь встать, и от этого движения его бедра еще сильнее прижались к ней. Они все еще были слиты в одно целое, и Кристен закрыла глаза, наслаждаясь этим ощущением. Глядя на нее, Ройс затаил дыхание.
– Господи, ты что, нарочно это делаешь? Она широко раскрыла глаза.
– Что?
Она искренне не понимала, чем провинилась на этот раз.
– Когда у тебя такой вид… выражение твоего лица, когда мы…
– Откуда ты знаешь? Ты что, наблюдал за мной?
– №.
Она была заинтригована.
– Я не знала об этом. В следующий раз я тоже буду держать глаза открытыми.
– Взгляд твоих прелестных глаз в такую минуту может свести мужчину с ума, – предсказал он.
Она улыбнулась.
– Тебе не о чем беспокоиться, милорд. Я собиралась наблюдать вовсе не за тобой, – с вызовом сказала она.
– Надеюсь, ты шутишь, женщина, – сурово сказал он, поднявшись на ноги и потянув ее за собой. – Если ты сделаешь это, я не ручаюсь за последствия. Я не позволю тебе иметь других любовников. Пока я хочу тебя, ты будешь мне верна.
Кристен подняла бровь, испытывая удовольствие от этой возможности подразнить его.
– Ты уверен?
Ройс не ответил. Подобрав их одежду, он направился к двери, таща Кристен за собой. Она густо покраснела, когда увидела, что все это время дверь была открыта, и любой проходивший мимо мог видеть их. Она бы не заметила, даже если бы кто-нибудь стоял и наблюдал за ними, настолько все ее внимание было поглощено ее возлюбленным.
Ее возлюбленным. Ей нравилось, как это звучит. Теперь все изменится. Не может не измениться. И он никогда не пожалеет о том, что уступил ей. Она докажет ему, что они действительно созданы друг для друга.
Едва оказавшись в своей комнате и закрыв за ними дверь, Ройс тут же бросил их одежду на пол и притянул Кристен к себе.
– Теперь тебе придется платить штраф за то, что ты так долго отказывала мне. Поспать сегодня ночью тебе не удастся.
– Это вызов, милорд? – промурлыкала Кристен, надеясь в глубине души, что это скорее было обещанием.
Глава 21
Небо едва начало окрашиваться в розовые тона, когда Ройса разбудил один из его людей. Пленники подрались между собой. Их усмирили, но Торольф хочет поговорить с ним.
Ройс отослал человека, решив, что если пленники уже успокоились, то нет нужды сломя голову нестись во двор. Но и откладывать разговор тоже было нельзя. Он вздохнул, глядя на лежавшую в постели Кристен. В предрассветных сумерках он мог уже вполне отчетливо рассмотреть черты ее лица.
Кристен продолжала безмятежно спать, даже не услышав звука их голосов. Ройса это не удивило. Он не давал ей спать почти всю ночь – точнее, ее присутствие не давало спать ему. Он просто не мог оторваться от нее. Он улыбнулся, вспоминая подробности прошедшей ночи и удивляясь, что сам он не чувствует ни малейшей усталости.
Она лежала на боку, свернувшись калачиком и зажав руки между коленей, словно ей было холодно. Эту привычку она, по-видимому, приобрела во время холодных, суровых зим. Ее золотистая коса расплелась, и длинные, спутанные пряди волос окутывали ее, словно облако. Тонкая простыня, которой они накрылись перед тем, как наконец уснуть, сползла ей почти до бедер, открыв его взору верхнюю половину ее жемчужно-розового тела.
Его до странности возбуждало то, что он мог вот так разглядывать Кристен без ее ведома. Она была первой женщиной, которая осталась в его постели на всю ночь, первой, на которую он сидел и смотрел, пока она спала. Рабынь, привлекших его внимание, он брал прямо там, где они попадались ему под руку. Если изредка он и приводил какую-нибудь к себе в комнату, она уходила сразу же после того, как он удовлетворял свое желание. Корлисс он покидал сам, не желая проводить всю ночь в ее постели. Так же он поступал и с дамами при дворе, с которыми время от времени вступал в близкие отношения.
Так почему же он не противился тому, чтобы делить ложе с этой норвежской девушкой даже тогда, когда не занимался с ней любовью? Противился? Нет, ему нравилось спать рядом с ней. Но почему именно с ней? Он все еще презирал ее за то, кем она была. Или уже не презирал? Она и ее сородичи принесли ему столько горя. Хотя Кристен и женщина, она была воспитана в тех же принципах, что и мужчины, явившиеся сюда, чтобы грабить и убивать его людей. Она была дочерью викингов, язычницей, которая должна была вызывать отвращение у всех богобоязненных христиан.
Если он и не презирал ее, ему следовало бы. Ему также следовало бы более успешно противиться тому влечению, которое он испытывал к ней. Он исполнился отвращением к самому себе за эту слабость, которую проявил из-за нее, а теперь, когда она доказала, что ее воля сильнее, чем его, возненавидел себя еще больше. Она все так же хотела его. Прошлая ночь была тому доказательством. И тем не менее в течение целой недели она отказывала ему и продолжала бы отказывать, если бы он силой не заставил ее уступить.
Ройс раздраженно прищелкнул языком. Что толку теперь казниться? Дело сделано, и он не был готов еще забыть обо всем случившемся. Ему было мало один раз поддаться своему ненасытному желанию. Он все еще хотел ее. А сопротивляться теперь – это все равно, что отрезать себе руку после того, как поранил пальцы. Это означало бы причинить себе бессмысленную, ненужную боль. Даже в этот самый момент он страстно желал ее. И он не будил ее лишь по той причине, что знал – он сможет заняться с ней любовью позже, в любое время, когда пожелает.
Ему кружило голову сознание того, что эта женщина находится в полной его власти. Пленница имела даже меньше прав, чем бритты, рожденные в рабстве, или свободные люди, попавшие в рабство в качестве наказания за совершенные ими преступления или за то, что не смогли заплатить штраф или компенсацию за нанесенный ими ущерб. Церковь сурово наказывала тех, кто плохо обращался с этими рабами-христианами. Тех, кто попал в рабство за преступления, через год могли даже освободить, если их родственники согласятся внести за них выкуп. Рожденные рабами могли купить себе свободу. Им также позволялось в свободное время продавать продукты своего труда. Но вражеские пленники – это совсем другое дело. За них могли назначить выкуп, их могли продать или убить. Право решать это принадлежало лишь их хозяину.